Париж выбрасывает ежегодно двадцать пять миллионов франков в воду. И это нисколько не преувеличено. Как и когда? Днем и ночью. С какой целью? Без всякой цели. С какой мыслью? Не думая об этом. Зачем он это делает? Просто так. Каким способом? С помощью своих недр. Что такое его недра? Его водосточные трубы.
Двадцать пять миллионов — это самое меньшее, что получается в результате расчетов.
Наука после долгих исследований и изысканий знает теперь, что самым плодотворным и самым сильным из удобрений являются человеческие экскременты. К стыду нашему мы должны сознаться, что китайцы знали об этом гораздо раньше нас. В Китае ни один землевладелец — а это говорит Эккеберг, — не возвращается из города без того, чтобы не нести на концах своей бамбуковой палки два ведра, наполненных тем, что мы называем нечистотами. Благодаря удобрению человеческими экскрементами земля в Китае так же не истощена, как и во времена Авраама. Китайская пшеница дает урожай сам сто двадцать. Никакое гуано не может сравниться в плодородии с тем, что считается негодными отбросами в столице. Каждый большой город является местом, где скапливается наибольшее количество навоза. Пользоваться городом как средством для удобрения полей — это значило бы добиться известного успеха. Если золото может быть названо навозом, то наш навоз настоящее золото.
Что делают с этим сокровищем? Его выбрасывают.
Мы снаряжаем, затрачивая большие деньги, целые экспедиции и посылаем корабли к южному полюсу за грузом помета буревестников и пингвинов и в то же время сплавляем в море неисчислимые богатства, имеющиеся у нас под руками. Если бы отдать обратно земле пропадающие теперь без всякой пользы экскременты, вырабатываемые в результате жизнедеятельности человека и животных, этого было бы совершенно достаточно, чтобы прокормить всех людей.
Знаете ли вы, что такое все эти кучи мусора, сметенного к тумбам на улицах, эти грязные телеги, с грохотом разъезжающие по мостовой, эти ужасные бочки, наполненные нечистотами, эти вонючие грязные стоки, которые скрывает от нас мостовая? Это — покрытый цветами луг, это — зеленая трава, это — целебные травы, тимьян и шалфей, это — дичь, домашний скот, это — сытое мычание громадных быков вечером, это — душистое сено, золотистая рожь, это — хлеб на нашем столе, это — теплая кровь в наших жилах, это — здоровье, это — богатство, это — жизнь. Таков таинственный закон мироздания, в этом заключается превращение на земле.
Бросьте все это обратно в великое горнило, и этим вы создадите собственное благополучие. Питание долин дает пищу людям.
Вы можете игнорировать это богатство и, кроме того, смеяться надо мной. Это будет служить только доказательством вашего полного невежества.
Статистика вычислила, что из одной только Франции ежегодно уносится реками в Атлантический океан ценностей и полезных вещей на сумму около полумиллиарда франков. Заметьте, что эти пятьсот миллионов составляют четвертую часть государственного бюджета. Но человек рассудил, что для него будет гораздо лучше бросить эти пятьсот миллионов в сточные канавы. Народное богатство бесследно уносится сначала понемногу, а потом целыми потоками, сточные трубы сплавляют отбросы в реки, а из рек все это в ужасающем количестве плывет в океан. Каждая отрыжка наших клоак обходится нам в тысячу франков. Этим способом достигается двойной результат: земля беднеет, а вода заражается. Голод грозит со стороны полей и болезни со стороны рек.
Доказано, например, что Темза служит источником распространения заразы в Лондоне.
Что касается Парижа, то здесь в последнее время должны были удлинить большинство сточных труб, чтобы иметь возможность устроить их выходные отверстия ниже мостов.
Двойная система труб, снабженных клапанами и затворами, из которых одна часть служит для всасывания, а другая только для стока циркулирующих в них жидкостей, нечто вроде дренажа самого примитивного устройства, действующая так же просто, как человеческие легкие, и с успехом применяемая уже многими общинами в Англии, могла бы доставить в наши города чистую воду из окрестностей и сплавлять затем на поля загрязненную, но этим самым и драгоценную воду из городов, и этот легкий и самый простейший способ дал бы возможность сохранить пятьсот миллионов франков, пропадающих бесследно. Но об этом никто не хочет подумать.
Нынешняя система причиняет зло, желая сделать добро. Намерение хорошее, а результат печальный. Думают очистить город, а от этого чахнет население. Современное устройство сточных труб является большой ошибкой. Когда дренаж с двойной системой труб, возвращающих обратно то, что он берет, заменит сточные трубы, только истощающие и выщелачивающие почву, тогда производительность почвы удесятерится и задача борьбы с нищетой будет значительно облегчена. Прибавьте к этому уничтожение паразитов, и она будет решена.
А пока народное богатство уходит в реки, я это по справедливости называю кровоизлиянием. Кровоизлияние — самое подходящее слово. Таким образом истощение почвы вызывает обнищание Европы.
Цифры, которые мы только что привели, касаются всей Франции, а так как в Париже проживает двадцать пять процентов всего населения Франции и так как парижское гуано самое ценное из всех по количеству питательных элементов, то, нисколько не преувеличивая и, наоборот, даже уменьшая, можно сказать, что Париж теряет ежегодно двадцать пять миллионов из тех пятисот, которые теряет вся Франция. Эти двадцать пять миллионов, употребленные на благотворительность и на обустройство города, придали бы Парижу большее великолепие. Но город предпочитает бросать эти деньги в клоаку.
Таким образом, благодаря презрению к основам политической экономии топят в воде и дают уплывать и исчезать бесследно народному благосостоянию. Для общего блага здесь нужно было бы применить то же самое, что уже сделано в Сен-Клу.
С экономической точки зрения можно сделать следующий вывод: "Париж — это расточитель".
Париж, этот образцовый город, эта примерная столица, которой все народы стремятся подражать, эта метрополия идеала, эта царственная отчизна инициативы, порывов к свету и опытов, этот центр умственной жизни, этот город-нация, этот улей будущего, это удивительное сочетание Вавилона и Коринфа, и в то же самое время этот город, если рассматривать его с той точки зрения, о которой мы только что говорили, заставил бы пожимать плечами крестьянина из Фокиана.
Подражайте Парижу, и вы разоритесь.
Впрочем, в данном случае в деле бессмысленной расточительности, практикуемой с незапамятных времен, Париж является тоже подражателем.
Эта удивительная нелепость не нова, ее нельзя назвать делом незрелой юности. Древние народы поступали точно так же. "Римские клоаки, — говорит Либих*, — поглотили все благосостояние римского крестьянина". Разорив с помощью сточных труб римскую Кампанью, Рим разорил Италию, а затем, сплавив богатства Италии в свои клоаки, он бросил туда же Сицилию, потом Сардинию, потом Африку. Римские сточные трубы повергли в бездну целый мир. Эти клоаки поглотили и город, и все остальное. Urbi et orbi {Городу и миру (лат.).}. Вечный город оказался всепоглощающим водостоком.
В этом отношении, как и во многом другом, Рим первый подал пример.
Париж последовал этому примеру со всей глупостью, свойственной городам с широко развитой умственной жизнью.
Для удовлетворения этой потребности, о которой мы только что говорили, под Парижем существует другой Париж — Париж водостоков; там тоже есть улицы, перекрестки, площади, переулки, там тоже происходит постоянное движение грязи, там нет только людей.
Никому не следует льстить, даже великому народу; там, где есть все, встречается и мерзость рядом с величием; и если Париж заключает в себе Афины, столицу просвещения, Тир, столицу могущества, Спарту, город доблести, Ниневию, город чудес, то он также заключает в себе и Лютецию, город грязи.
Впрочем, и в этом видна печать его могущества, и эти титанические сооружения Парижа осуществляют, в числе других достопримечательностей, тот странный, вызывающий отвращение идеал величия, который в человечестве осуществляют собой некоторые люди, как, например, Макиавелли, Бэкон и Мирабо.
Подземный Париж, если бы глазам можно было проникнуть в него сверху, имел бы вид колоссального звездчатого коралла. Даже в губке меньше отверстий и каналов, чем в той глыбе земли в шесть миль в окружности, на которой покоится старинный большой город. Не говоря о катакомбах и отдельных подземельях, не считая запутанной сети газовых труб, не говоря о целой системе водопроводных труб, распределяющих предназначенную для питья воду по всему городу, одни только сточные трубы сами по себе образуют под землею по обоим берегам Сены необъятную темную сеть, лабиринт, в котором путеводной нитью служит только естественный уклон почвы.
Здесь, в сырости и в потемках, живут крысы, сроднившиеся с клоаками настолько, что кажутся порождением самого подземного Парижа.
© «Онлайн-Читать.РФ», 2017-2024
Обратная связь